Преследуемая Земля - Страница 5

Но попробуйте убедить в этом Астрофизический фонд ООН. Там все носятся с нелепой мыслью о том, что управление тяготением – дело ближайшего будущего.

И в этом, по мнению Ларри, виноват не кто иной, как доктор Саймон Рафаэль. Когда Рафаэля назначили директором Станции (Ларри еще учился в начальной школе), он нараздавал поспешных обещаний, и теперь большинство пресловутых «концепций специалистов» основано на описании перспектив после открытия научным коллективом на Плутоне тайны силы тяжести. У Рафаэля было все, кроме работоспособной системы искусственной гравитации, и теперь и он, и Финансовый комитет начинали понимать, что сулившие великий прорыв прогнозы оказались мыльным пузырем.

До сегодняшнего вечера мощность создаваемых Кольцом Харона полей тяготения не превышала земной нормы, и то в ограниченном объеме. Но хуже всего было то, что время существования этих полей исчислялось тысячными долями секунды, и говорить об их практическом применении не приходилось.

Астрофизический фонд ООН резонно вопрошал: если кусок металла диаметром в 1600 километров генерирует ничтожное неустойчивое поле тяготения в объеме в несколько кубических метров, и даже такой гигантский генератор настолько чувствителен, что способен работать только на огромном удалении от Солнца, на Плутоне, то какой прок от искусственной гравитации? И для чего можно использовать гравитационные волны, приходящие с Плутона?

А Рафаэль устал и давно хотел уехать домой – это знали все. Как подозревал Ларри Чао, почтенный директор смекнул: чтобы поскорее вернуться на Землю, надо прикрыть эту надоевшую до чертиков лавочку.

Сила тяжести в миллион сто тысяч продержалась тридцать секунд. Ларри пристальнее вгляделся в далекое Кольцо и чуть-чуть разволновался, гордость распирала его. Он ухватил чудище за хвост, оно сдает позиции. Разве это не лучший довод в пользу продолжения работы?

Утро не лучшее время на Станции гравитационных исследований. С тех давних пор, когда астрономы еще не покидали Землю, они привыкли работать по ночам и утром чувствовали себя не в своей тарелке. Так и повелось.

Может быть, потому-то Рафаэль и назначил летучку для научных сотрудников на 9:00. Ему доставляло удовольствие видеть перед собой двадцать хмурых физиономий и слышать ворчание подчиненных. Администраторы и техники, наверное, радовались, что избавлены от необходимости посещать эти совещания.

Распахнув дверь зала заседаний, доктор Саймон Рафаэль устало вздохнул и прошел на свое место. Ему предстояло провести последнее общее совещание научного персонала Станции. Рафаэль машинально ответил на приветствия, разложил перед собой бумаги. Лицо его выражало смесь облегчения и сожаления.

Странно думать, что все это – в последний раз. Последнее совещание, последний график проведения опытов и последний научный отчет. А потом – укладываться и загружать корабль, отключать оборудование и закрывать Станцию. Пора домой. И все это станет прошлым.

Руки доктора Рафаэля непроизвольно сжались в кулаки, он медленно разжал их и расслабил пальцы. Осторожно положил раскрытые ладони на стол. Болтовня прекратилась, все ждали, когда он заговорит; он же хранил молчание. Несколько храбрецов снова забубнили, приглушенные голоса становились громче. Рафаэль, казалось, пытался просверлить взглядом дырку в лежащей перед-ним докладной записке – клочке бумаги, полном ненужных слов.

В глубине его существа давно таилось что-то угрюмое и недоброе, в душе засела заноза. И с годами она незаметно вонзалась все глубже и глубже, тревожа и причиняя неутолимую боль.

Он знал: это ненависть. Он ненавидел Станцию, которая стала для него тюрьмой, ненавидел бессмысленную погоню за управляемой силой тяжести, ненавидел свою жизнь, попусту истраченную на бесплодные поиски, ненавидел свой провал. Он ненавидел Финансовый комитет, вынуждавший его оставить работу, ненавидел собравшихся за столом людей, которые были так глупы, что верили ему. Он ненавидел эту проклятую мерзлую планету и это проклятое Кольцо, сломавшее ему жизнь и погубившее его карьеру.

Он ненавидел Крах Знания с той силой, с какой только можно ненавидеть нечто воображаемое. Наверное, самое смешное заключалось в том, что никто до конца не уверен в реальности этого Краха. Некоторые полагают, будто сама постановка вопроса: «Было или не было?» – означает, что «было».

Теория Краха Знания утверждала, будто земляне доразвивались до того, что нынешняя система образования, совершенствование (но и удорожание) технологий, рост объема и качества информации приносят вместо пользы и улучшения жизни только вред.

По этой теории при удачном развитии событий мировая информационная система была бы упорядочена, и это свидетельствовало бы о продолжении эволюции. Неопределенность же и неразбериха указывают на допущенную в какой-то момент ошибку. Следовательно, налицо Крах Знания, что и требовалось доказать.

Наступил экономический кризис, это несомненно. Теперь, когда экономика развалилась, ученые-экономисты, каждый на свой лад, объясняют случившееся. Задним числом оказалось, что глубокомысленных предостережений и предсказаний хватало, но их никто не слушал. Теория Краха Знания была одним из объяснений, а шумиха вокруг нее возникла просто оттого, что эта концепция получила самую широкую огласку.

Неизвестно, насколько верна эта теория, но как научная гипотеза не хуже других объясняет, что случилось с экономикой: Земли. Конечно, причина всемирного экономического спада существует. И, разумеется, накопилось огромное количество неупорядоченной информации, в течение длительного времени поступающей из разных источников и потребляемой множеством людей. Но это вовсе не доказывает истинность самой теории.